Счстливое начало (6)

После того, как Эцио и Федерико убежали в Палаццо Аудиторе, Джованни, ещё некоторое время следил за ними, медленно шагая по крыше борделя. Да, его сыновья выросли гораздо быстрее, чем он ожидал… Рико узнал о Братстве совершенно случайно, оказавшись в не том месте в не то время. Несмотря на то, что отец достаточно просто относился ко лжи и мог легко соврать сыну, почему-то Джованни не смог не открыть всю правду Федерико. К удивлению отца, тот отнесся к этой правде достаточно легко, для него это была… своеобразная игра. Его старший сын вообще достаточно легко относился к жизни. Он никогда не вёл себя серьёзно и шутливо – вспомнить только, как он работал в банке! – и, если быть честным до конца, мало думал. Он был скорее человеком чувства, действовал интуитивно и почти бессознательно. Однако при этом он был достаточно силён, ловок, быстр и умел в фехтовании – так что, пожалуй, он станет хорошим ассасином. А вот Эцио… Джованни изначально воспитывал его несколько по-другому. Он постарался как можно быстрее научить его читать и подсунуть – для начала – «Декамерон» Бокаччо. Результат превзошёл все ожидания. Ничто не учит думать так хорошо, как книги. Где-то к 15 годам Эцио перечитал уже почти всю итальянскую и французскую классику, много интересовался современной литературой, любимым произведением у него была «Божественная комедия» Аллигьери, а для «Илиады» Гомера он даже выучил латинский язык. – перевод Петрарки его чем-то не устроил… Это удивило и порадовало отца. Впрочем, отец старался, чтоб Эцио не особо засиживался – и парень был неплох и в тренировках. Он был, пожалуй, даже несколько проворней брата, хотя и несколько слабее его в фехтовании. В 16 лет – несколько поздновато, надо признать – он открыл для себя прелести женской любви, и оказался достаточно постоянным: Веспуччи была всего второй его Любовью на всю жизнь…

Сейчас было очевидно, что Эцио придётся раскрыть правду о том, кто он. В любом случае, это расскажет ему Федерико, если этого не сделает Джованни. И потом, если бы не Эцио, сейчас и он, и Петруччо, и Федерико были бы мертвы… Джованни вздрогнул от этих мыслей. Страшно подумать, что было бы тогда с Марией и Клаудией. Он помотал головой, пытаясь избавиться от кольнувшего чувства страха – в конце концов, их не повесили, и вообще, всё было… хорошо - и решительно направился к дому Уберто. Он отправился убить предателя, и он это сделает…

Джованни медленно разогнался, и к краю крыши подбежал уже на приличной скорости; оттолкнувшись, он перелетел на следующее здание, не ощущая привычного плаща. Чувствую раздражение, он спрыгнул с крыши трёхэтажного дома на лучника, считающего ворон. Прижав его к земле, он поудобнее перехватил кинжал и, подняв голову солдата за волосы, воткнул нож ему в горло. Поднявшись на ноги, он вытер лезвие об одежду поверженного и довольно улыбнулся: молодец, Эцио, отличное оружие купил. Однако прежде чем отправиться к гонфалоньеру справедливости (на этой мысли Джованни хмыкнул) необходимо было купить себе плащ… Вообще, удивительно, что его одежда так отлично подошла сыну. Федерико, кстати, отказался носить плащ, считая его слишком, как он сам выразился, «пафосным» и заметным. Но какой же ассасин без плаща?.. Джованни решительно спрыгнул со здания в стог, приземлившись прямо перед лавкой портного. Выскочив из тележки, он вытащил из внутреннего кармана мешочек с флоринами и кинул его уже давно знакомому мастеру:

- Ты знаешь, что мне нужно.

- Конечно, мессер Аудиторе, - парень радостно улыбнулся, однако затем нахмурился. - А…

- За молчание – там же.

- Ага, понятно, - портной отправился в глубины мастерской и через некоторое время вынес костюм, почти идентичный вынутому Эцио из сундука. – Вы можете переодеться здесь.

- Конечно… Grazie, - уже через несколько минут отец был облачён в знакомое одеяние. Он убрал кинжал на пояс, и кивнул мастеру. – Мира и покоя тебе, Лаццаро. - Джованни резко развернулся – плащ так знакомо на некоторое время завис в воздухе, обнажая ножны с кинжалом – и полез по лестнице на ближайшую крышу. Ещё некоторое время он гулял по городу, проверяя на лучниках работоспособность купленного Эцио кинжала. Кроме того, он обзавёлся неплохим молотом, когда солдат, услышавший с земли шум боя и лязг металла, поспешил на помощь товарищу. Когда солнце преодолело зенит и оказалось за головой Джованни, он, наконец, направился к дому Уберто. Через некоторое время он стоял на крыше напротив окна кабинета гонфалоньера и раздумывал, как лучше проникнуть в дом… Решив не выдумывать ничего кардинально нового и действовать по ситуации, он пошёл на пролом. Разбежавшись, Джованни перепрыгнул проём между домами, и, ухватившись за край крыши, быстро забросил своё тело наверх.

Обернувшегося на шум лучника, он подсёк, прокрутившись на спине – тот успел лишь слабо вскрикнуть – и всадил ему кинжал в грудь, в прорезь между пластинами лат. Подняв тело, не обращая внимания на предсмертную судорогу и на охваченные агонией глаза, он кинул его на второго лучника на другом краю крыши. Тело с глухим стуком ударилось и черепицу – солдат обернулся на звук, и уже открыл рот, когда труп, с ускорением проскользив ещё несколько метров, сбил лучника с ног… С криком солдат полетел вниз, а тело шмякнулось за ним. Солдаты – Джованни прекрасно видел это с крыши – поспешили на место происшествия, и никто не понял, что такой возглас и последующий за ним звук, скорее всего, означает, что человека столкнули с большой высоты. Ассасин усмехнулся и, ухватившись за край крыши, спустился с ней и, раскачавшись, влетел в окно кабинета Уберто…

Окно было приоткрыта, однако внутри висели тяжёлые шторы, в которых Джованни сначала даже запутался. Толстяк сидел в сумерках, и ассасину, с яркого дневного света, не была привычна темнота. Он резко распахнул закрывающие окно лоскуты ткани, и в кабинет ворвался ветер. Дверь кабинета оказалась распахнута, и образовался сквозняк, поднявший плащ ассасина. За его спиной ярко светило солнце, и Уберто видел лишь силуэт человека.

- Джованни… Эф… - гонфалоньер прикрыл глаза руками, икнул и снова приложился к бутылке. – Эффектно. Рад тебя видеть, брат… А, мы же уже не братья… Я – жалкий предатель, - гонфалоньер внезапно засмеялся булькающим смехом, - Чёрт, знал бы ты, как был прав насчёт заговора… А я не устоял перед… Хотя нет, мною двигала… чёрт. Как называется это чувство… Мысли путаются, - Уберто снова опрокинул бутылку. Поболтав ею и поняв, что там ничего нет, он кинул её в угол комнаты, где уже скопилось пять таких же.

Аудиторе уже вытащил кинжал, и сейчас настороженно подходил к толстяку. Остановившись в нескольких метрах от кресла, где так удобно расположился Уберто, он хрипло произнёс:

- Где страница Кодекса, Альберти?

- А-а… Она там, - гонфалоньер махнул рукой в сторону массивного письменного стола. – Во втором ящике… Постой только, не убивай меня… Я помню, что что-то придумал, выгодное для нас обоих… Как хорошо… Нет, плохо, на самом деле… А, вспомнил, - Уберто внезапно сжал виски и уже гораздо более чётко и связно произнёс, - Я буду шпионом.

Джованни замер – он уже подошёл к столу, и, не спуская глаз с гонфалоньера, выдвигал ящик, указанный Уберто:

- Как это?..

- Я подкуплю солдат, и они скажут, ты пытался проникнуть ко мне, однако они сумели отбиться от тебя, и даже обратить в бегство, - здесь они оба фыркнули, - однако догнать и схватить не сумели… Сейчас я докажу, что я действительно на твоей стороне, - гонфалоньер наконец поднял голову. – Глава семьи послал Вьери Пацци с отрядом наёмников на дорогу к Монтериджони. Он устроили там засаду, их человек 20-30… Естественно они знают, что ты пойдёшь к своему брату. Я бы посоветовал послать Марио почтового голубя – он поможет вам с Эцио и Федерико, нападёт с тыла.

Джованни чуть склонил голову вправо, обдумывая слова предателя.

- Ты понимаешь, что не будешь вхож в Братство, и тебе не будут доступны никакие секреты, никакой работы? Единственная твоя обязанность – отчёт лично мне. Каждую неделю. За это я сохраню твою жизнь… Естественно, за тобой будут следить, я сейчас попрошу Лоренцо…

Внезапно Уберто упал с кресла на колени и подползк Джованни, стараясь поймать его ноги. Тот брезгливо отскочил, держа в руках документы.

- Grazie, grazie, grazie! La vita! Я… я… Мне так жаль. Но чувства побороли меня… Я недостоин быть ассасином.

- Это безусловно, Уберто. Мира и покоя, - Джованни развернулся, хлёстнув гонфалоньера плащом по лицу, и вскочил на подоконник. Развернулся, чтобы солнце не светило в глаза, подпрыгнул, зацепился за козырёк крыши, и, скинув какого-то солдата, всё-таки догадавшегося проверить крышу здания, побежал к Палаццо Медичи. Пока всё складывалось как нельзя лучше.